Материал взят с ресурса Интернет-журнала Петербургские старости. http://spbstarosti.ru/
Всю весну Эрмитаж принимает у себя гостей из далекой Испании: в Николаевском зале Зимнего дворца разместилась грандиознейшая выставка «Прадо в Эрмитаже». Коллекция картин, переехавшая на время в Петербург, включает в себя 66 шедевров старых мастеров. Особое место на выставке занимают портреты испанских королей, что вполне объяснимо: именно монархи были в Испании самыми крупными коллекционерами живописи, а их вкусы и пристрастия непосредственно отразились на формировании коллекции Прадо. Не растекаясь долго мыслями по древу, сразу перейдем к детальному осмотру каждого из представленных здесь портретов, снабдив его соответствующими комментариями. Испанские короли и их приближенные станут героями первой части нашего повествования.
Тициан Вечеллио
Портрет императора Карла V с собакой
1533
Испанский король Карлос I Габсбург (он же Карл V в соответствии с германским порядком престолонаследия, 1500—1558 гг.) – знаковая фигура общеевропейского масштаба. При нём Испания превратилась в мировую империю, а владения императора включали в себя Нидерланды, Южную Италию, Сицилию, Сардинию, германские земли и колонии в Америке. В то же время этот неординарный человек был тонким ценителем живописи: запретив распродавать картины из королевского собрания, он заложил основу коллекции будущего музея Прадо. Судьба у Карла V необыкновенная. До пяти лет он не мог ходить, а его бледное лицо с сильно выступающей нижней челюстью было неподвижно. Однако когда в шестнадцать лет он в силу династических обстоятельств стал королем Испании, а в девятнадцать — императором «Священной Римской империи», новоиспеченный правитель показал себя с совершенно неожиданной стороны. Дальнейшую жизнь Карл провел в непрекращающихся войнах во имя своей «христианской империи», но в пятьдесят пять лет после нескольких военных поражений он решает навсегда отказаться от имперских амбиций. Карл отрекается от власти, передает императорскую корону брату, испанскую — своему сыну Филиппу, а сам удаляется в монастырь, где и проводит в одиночестве последние три года жизни. Король отличался отменным художественным вкусом, а его любимым живописцем был Тициан, кисти которого и принадлежит представленный на выставке портрет. Весьма нехарактерным решением для королевского изображения является практически полное отсутствие регалий и дорогих украшений за исключением скромного Ордена Золотого Руна на шее Карла. Таким образом, не отвлекаясь на лишнюю роскошь и ненужный блеск, мы можем сосредоточить все свое внимание на личности изображенного и его великолепном костюме. Изысканное одеяние «хубон», исполненное в ткани на плотной подкладке, по своей форме напоминает рыцарские доспехи. Не может не зацепить взгляд интимная часть брюк Карла – это «брагетт», деликатное наследство эпохи средневековья, которое представляло собой специальный откидной клапан, очень удобный и функциональный в связи с модой на тяжелые доспехи. Шелковые чулки плотно облегают ноги и закрывают нижний край узких штанов «кальсес», вдоль и поперек расшитых золотой нитью; таким же образом отделаны рукава. Воротник и подкладка его верхней парчовой одежды, называемой по-испански «ропон», отделаны мехом, а пышные рукава расшиты золотыми узорами. На ногах у Карла шелковые туфли без задников, а на голове плоский бархатный берет с пучком страусовых перьев. Таков Карл в тридцать три года, ещё полный решимости, романтических мыслей и грандиозных планов. Тем не менее, этот портрет дает повод некоторым исследователям говорить о том, что уже тогда Тициан смог уловить и мастерски передать грядущий надлом в душе короля. Кажется, что лицо его замкнуто, и он полностью погружен в свои мысли, как будто не замечая присутствие своего преданного пса по имени Сампере…
Софонисба Ангишола
Портрет короля Филиппа II
1565—1573
В 1555 году, в день отречения от престола, Карл V торжественно короновал на испанский трон своего наследника Филиппа II. Крайне замкнутый и глубоко религиозный, новый король был очень скрупулезен, и мог часами выискивать грамматические ошибки в официальных документах. Филипп II вел войны с Францией, Англией и Нидерландами, стремясь подчинить Испании всю Европу. Он же был непримиримым врагом любых «еретических учений», приказав изгнать из страны всех морисков (принявших католичество мусульман). «Я предпочел бы не властвовать вовсе, чем властвовать над еретиками», — таковы слова Филиппа II, вошедшие в историю. Как и свой предшественник, Филипп любил искусство: он продолжал коллекционировать Тициана, Веронезе, Тинторетто, особой любовью у него пользовались работы Иеронима Босха, и лишь Эль Греко оказался несправедливо обойденным вниманием короля. Филипп также пригласил ко двору известную итальянскую художницу Софонисбу Ангишолу, которая и запечатлела его облик на данном портрете. Художница изобразила Филиппа II в высокой бархатной шляпке и в его излюбленном чёрном костюме с характерным испанским кружевным воротником «горгерой». Историки не раз отмечали, что черный цвет как символ суровой инквизиции и серьезного мировоззрения вошел в моду у аристократов именно во времена Филиппа. Образ короля-католика также дополняют две немаловажные детали: чётки и орден Золотого Руна. Софонисбе удалось удивительно точно передать лицо короля, похожее на маску. Как отмечали современники, ему ещё в юности удалось выработать особую манеру поведения, когда его суровое, надменное, никогда не улыбавшееся лицо приводило в трепет всех окружающих. Филипп II как будто всю жизнь балансировал между двумя крайностями. Он построил дворец-монастырь Эскориал, где хотел провести остаток жизни в уединении, и в то же время не удержался от соблазна взять в жёны двух невест своего сына инфанта Дона Карлоса. Тот же дуализм заметен и в отношении к искусству. Так, Филипп II полагал, что его подданным необходимы произведения, «укрепляющие их в благочестии и благонравном поведении», но для себя он охотно приобретал картины с немыслимой для религиозной Испании обнажённой натурой (например, «Даная» Тициана). Еще один портрет Филиппа на выставке принадлежит кисти Рубенса.
Слева: Питер Пауль Рубенс. Конный портрет короля Филиппа II, 1630—1640
Справа: Тициан Вечеллио. Конный портрет Карла V, 1548, находится в Музее Прадо в Мадриде
В 1628 году Рубенс посетил Мадрид с дипломатической миссией и получил заказ на написание «Конного портрета Филиппа II». Это полотно было создано во славу монарха, уж тридцать лет как почившего в могиле, поэтому бесполезно искать здесь тонких психологических характеристик. Перед Рубенсом стояла задача изобразить воина-христианина: король величественно восседает на разгорячившемся от быстрого бега коне на фоне битвы. Композицию дополняет еле поспевающая за монархом богиня победы Виктория. Очевидно, великий фламандец черпал вдохновение в конном портрете Карла V кисти Тициана. Также известно, что всегда стремившийся к точности и достоверности Рубенс использовал во время работы над портретом настоящие доспехи Филиппа II из королевской оружейной палаты. Следует отметить, что «чужеродная» полоса в верхней части картины – это результат реставрации, проведенной в 1734 году после разрушительного пожара во дворце Алькасар, где тогда и располагался этот портрет.
Слева: Хуан Пантох де ла Крус. Портрет королевы Изабеллы Валуа. 1604—1608
Справа: Софонисба Ангишола. Портрет королевы Изабеллы Валуа. 1565, находится в Музее Прадо в Мадриде
Примечательно, что в вопросах заключения династического брака женские портреты играли в то время особую роль. Художник должен был запечатлеть невесту, подготовив, таким образом, венценосного жениха к встрече с нареченной. Изображение дочери французского короля Генриха II, настолько приглянулось Филиппу, что он решил «отбить» ее у собственного сына Дона Карлоса, в жены которому она предназначалась. В 1559 году, скрепляя мирный договор между Францией и Испанией, король женился на Елизавете Валуа. Она стала третьей, но далеко не последней в ряду супруг благочестивого Филиппа. Облик королевы передает работа Хуана Пантоха де ла Крус, созданная художником уже после смерти Изабеллы и легко сопоставимая с более ранним ее портретом Софонисбы Ангишолы. Испанский костюм Елизаветы Валуа с его жесткой формой, напоминающей футляр, отличается сравнительной простотой и изысканностью. Черная, поглощающая свет поверхность бархата разрезается четкими полосами золотых и жемчужных украшений «пунтасов», что создает выразительные цветовые контрасты Игра света усиливается блеском драгоценных камней, а также нежными переливами жемчуга и белизной небольшого кружевного воротника «горгеры». Светлые рукава с кружевными манжетами привлекают внимание к рукам, а их простой жест на фоне этого сковывающего костюма-футляра приобретает особую выразительность. Волосы королевы зачесаны на специальный металлический каркас и на затылке покрыты жемчужной сеткой. Сверху надета особая испанская шляпка «ток» с ювелирными украшениями и страусовыми перьями.
Алонсо Санчес Коэльо
Портрет инфант Изабеллы Клары Эухении и Каталины Микаэлы
1575
От брака Филиппа II и Изабеллы Валуа родились две очаровательные инфанты Изабелла Клара Эухения и Каталина Микаэла, представленные на портрете придворного художника Алонсо Санчеса Коэльо. Известно, что при испанском дворе дети с малого возраста подчинялись строгому этикету, а девочки-подростки вынуждены были целый день проводить в узком жестком корсете, формировавшем их хрупкое тело. Примером такого платья служит одежда инфант с жестким лифом, повторяющим форму корсета. Даже композиция портрета подчинена торжественному и официальному этикету. Будучи старше своей сестры на один год, Клара Эухения расположена несколько ближе к зрителю. Она держит платок и венок, к которому младшая Каталина Микаэла протягивает руку. Такой акцент на личности Клары Эухении объясняется особыми отношениями, которые сложились между отцом и дочерью: именно ей Филипп II, «этот тиран и фанатик», писал переполненные нежности и родительской заботы письма. Надо сказать, что дочь вполне оправдала его надежды, став впоследствии мудрой правительницей Фландрии, уделявшей особое внимание наукам и искусствам. Нельзя не отдать дань мастерству художника, которому не только удалось мастерски и в мельчайших деталях передать наряды инфант, но и убедительно запечатлеть лица принцесс. Несмотря на то, что девочки исполнены серьезности и позируют как взрослые, на картине они по-прежнему остаются детьми с милыми припухлыми личиками.
Антонис Мор
Пехерон, придворный шут графа Беневенте и великого герцога Альбы
1559—1561
Завершая разговор о золотой эпохе Испании, невозможно обойти вниманием еще двух персонажей, присутствующих на выставке и являющихся своеобразным отражением этого времени. Одним из таких героев является шут Пехерон кисти нидерландского мастера Антониса Мора. Работая при дворе Карла V и Филиппа II, этот живописец выполнял заказы не только королей, но и представителей аристократии. Пехерон служил для увеселения графа Беневенте и великого герцога Альбы. Однако живописец изобразил его так, что современному зрителю не сразу приходится убедить себя в том, что на портрете – шут. При дворе короля и в салонах знатных господ шуты занимали очень важное место, чему подтверждением служит целая галерея испанских портретов представителей этой профессии. С одной стороны, «человек для развлечения» смешил своим физическим уродством и разными трюками, а с другой – ему было дано право говорить монарху такие вещи, о которых не сказал бы ни один придворный. Очень часто за маской «шутовства» скрывался острый и проницательный ум, делавший личность шута особо притягательной. Подобная двойственность отразилась и в этом портрете: костюм дорогой, лицо серьезное, возраст почтенный, и лишь не заметные на первый взгляд детали помогают угадать в этом портрете шута. В правой руке, явно изувеченной, Пехерон держит колоду карт — общепринятый символ праздности. Как уже говорилось выше, аристократия предпочитала в одежде черный цвет, белый же считался недостойным и неблагородным, но для одежды шута он был вполне приемлемым. Фигура Пехерона с его большой головой и короткими ногами кажется непропорциональной, но художник тщательно скрывает истинный рост модели, используя темный нейтральный фон и расположение фигуры во все пространство холста. В результате – один из самых выразительных и незабываемых портретов коллекции Прадо.
Слева: Эль Греко (Доменикос Теотокопули). Портрет неизвестного с рукой на груди. 1580
Справа: Эль Греко (Доменикос Теотокопули). Автопортрет. 1595—1600, находится в Музее Метрополитен в Нью-Йорке
Одним из наиболее таинственных портретов на выставке является работа Эль Греко — это воплощение традиционного испанского образа благородного рыцаря. Личность изображенного со знаками рыцарского достоинства (медальон на цепи и рукоять клинка из толедской стали) пока не установлена, и это обстоятельство порождает множество версий о том, кого же именно показал Эль Греко на своей картине. Некоторые считают, что художник изобразил здесь самого себя, другие утверждают, что писателя Мигеля де Сервантеса, третьи видят в портрете главного нотариуса Толедо, являвшегося кавалером ордена Сант Яго Хуана де Сильва. Что касается первой версии, то здесь можно привести для сравнения общепризнанный автопортрет художника из музея Метрополитен – о том, насколько похожи эти два изображения, исследователи не могут прийти пока к единому мнению. В пользу версии о создателе Дон Кихота говорит личное знакомство между художником и писателем, а также тот факт, что во время работы над портретом оба они находились в Толедо. Аргументом в подтверждение последнего варианта служит рыцарский меч и положение правой руки – возможно, кавалер ордена Сант Яго изображен как раз во время присяги. Тем не менее, загадочный жест благородного идальго до сих пор не разгадан. Его кисть с длинными тонкими пальцами положена на грудь, что может означать произнесение какой-то клятвы, обета или раскаяния. Кроме того, присутствие этого же жеста на других картинах Эль Греко наводит на мысли о каком-то тайном знаке, доступном только посвященным. Если же абстрагироваться от огромного количества версий относительно этого портрета, то можно увидеть в нем воплощение испанского общества эпохи золотого века с его идеалами чести и благородства. Но и при таком раскладе многочисленных домыслов не избежать: кому-то этот персонаж видится высокомерным философом, кому-то храбрым рыцарем, а кому-то безвольным и изнеженным аристократом. Не углубляясь особенно в дебри мифотворчества, лучше все же насладиться живописным исполнением этой картины.
Диего Веласкес
Портрет короля Филиппа IV
1653—1657
Следующий портрет открывает для нас уже новую эпоху в истории Испании – это время правления короля Филиппа IV. Этот правитель, как и его предшественники, мечтал о всемирной христианской монархии с собой во главе, но на практике увлекался больше охотой, искусством и красивыми женщинами. Будучи превосходным наездником и танцором, в политике он мало преуспел. За глаза его называли «вице-богом» и видели в нем «ожившую статую», никогда не менявшую ни выражения лица, ни позы. Иными словами, Филипп IV хоть и стремился преследовать высокие цели, и даже имел для этого все средства, но сильного характера так и не проявил. Что же касается сферы покровительства искусству, к Филиппу IV нет никаких претензий: именно при нем придворным художником становится Диего Веласкес, и приобретаются картины лучших европейских мастеров для королевской коллекции. Король и сам упражнялся в живописи, но, не став блестящим художником, он достиг огромных высот в области коллекционирования. Предлагаемый музеем Прадо для выставки в Эрмитаже портрет показывает нам короля в период последнего десятилетия его царствования. Филипп IV одет в соответствии с указами против роскоши, в простой черный костюм с белым отложным воротником под названием «голилья». Вытянутое лицо с тяжелой выступающей челюстью – характерная черта семейства Габсбургов, большой с горбинкой нос, полные, несколько вывернутые губы, серые глаза с опущенными нижними веками — все это создает выражение некой вялой отрешенности. Такое впечатление находится в полном согласии с воспоминаниями современников о «меланхолии», охватившей короля в последние годы царствования. И даже бравые усы не способны придать картине оптимизма. Разместив фигуру на тёмном фоне и избрав формат погрудного портрета, Веласкес создал особый, почти интимный образ короля, столь не похожий на полные внешнего блеска ранние изображения Филиппа IV. Если же сравнить уже виденный ранее портрет Филиппа II с изображением Филиппа IV, то нельзя не заметить, как сильно за это время изменилась мужская мода. Так, вместо коротких волос стали носить длинные, а многие щеголи благоухали духами и рдели румянами. Наблюдая всё это, Лопе де Вега иронично заметил, что теперь «невозможно стало понять, говоришь ли ты с мужчиной или с его сестрой...».
Диего Веласкес
Портрет королевы Марианны Австрийской
1652—1653.
Марианна Австрийская была второй женой Филиппа IV. Вскоре после своего прибытия в Испанию, она снискала себе славу «своенравной немки». Одна придворная дама рассказывала, что королева Мария-Анна часто жаловалась, будто ей не дают пирожных, которые она так любила. Свидетель другого забавного случая описывал, как совсем юная 15-летняя королева, необузданно веселилась при виде кривляний шутов, что было совершенно неприемлемо для ее статуса. Тем не менее, королеве Марианне было суждено стать невольной виновницей крушения династии Габсбургов. Будучи племянницей Филиппа IV, женившегося на ней из политических соображений, она не смогла подарить ему здорового наследника: долгожданный преемник Карл из-за дурной наследственности родился инвалидом, страдавшим как физическими, так и умственными расстройствами. На портрете Веласкеса Марианне всего девятнадцать лет. Она одета по моде 1650-х в платье на огромном каркасе из металлических стержней, с обилием горизонтальных позументов (шитая серебром тесьма), небольшим лифом, округлым скромным декольте и не очень широкими рукавами, сквозь разрезы которых видна тончайшая ткань рубашки. Силуэт прически полностью повторяет форму юбки и придает завершенность этому вычурному костюму. Такая прическа состояла из плотно уложенных и туго завитых прядей волос, как естественных, так и накладных, а также всевозможных украшений – перьев, розеток, драгоценностей. Подобная гротескность форм обладала яркой художественной выразительностью и абсолютно соответствовала этикету испанского двора. Туалет Марианны Австрийской, в котором сочетается строгость и роскошь, глубина черного цвета с воздушностью белого, серебро галунов с золотом цепи представляет собой образец эстетических предпочтений того периода.
Хуан Баутиста Мартинес дель Масо
Портрет Маргариты Австрийской
1665—1666
Дочь Филиппа IV и Марианны Австрийской хотя и не могла заменить долгожданного наследника престола, но была так мила и непосредственна, что стала всеобщей любимицей, оживлявшей чопорную жизнь испанского двора. Хрупкая, изящная, с белокурыми волосами, она служила удачной моделью для Веласкеса. Первый ее портрет мастер написал, когда инфанте едва исполнилось три года. На знаменитом полотне «Менины» Маргарите уже пять лет: она по-прежнему хорошенькая, грациозная и по-детски естественная. На последующих портретах можно заметить, как постепенно исчезает ее миловидность, а на лице инфанты проявляются наследственные отцовские черты, что, к сожалению, не придает ей красоты. На выставке инфанта предстает уже в 15-летнем возрасте – этот портрет написан в один из самых переломных моментов жизни девочки. В 1665 году умирает ее отец Филипп IV, в результате чего Маргарита носит черное траурное платье. Ее серьезное лицо в обрамлении скромной причёски и крупных серег создает образ, лишь отдалённо напоминающий ту забавную и капризную инфанту с более ранних полотен Веласкеса. В следующем 1666 году Маргарита выходит замуж за своего дядю по материнской линии и кузена по отцовской линии – императора Леопольда Австрийского. Однако, пробыв императрицей всего семь лет, она скоропостижно скончалась в 22-летнем возрасте. Автор полотна Хуан дель Масо был зятем Веласкеса и его талантливым учеником. Видно, насколько художник находится под влиянием своего учителя: подражая композиции знаменитых «Менин» и «Прях», он изображает фигуру инфанты на первом плане, а в глубине картины размещает вторую комнату, наполненную придворными персонажами.
Диего Веласкес
Портрет шута Дона Диего де Аседо (Эль Примо)
1644
Шуты, жившие при дворе Филиппа IV, несомненно, стали самыми знаменитыми в истории благодаря тому, что их писал Диего Веласкес. Художник как никто другой смог увидеть и передать особенности характера каждого из персонажей и той роли, которую они выполняли при дворе. Галерея Прадо представляет нам портрет Дона Диего де Аседо. Благородная голова, высокий чистый лоб, умные, усталые глаза настолько завораживают зрителя, что он не сразу обращает внимание на тщедушную фигурку с маленькими ручками, коротким туловищем и слабыми ножками. Огромный фолиант, раскрытый перед карликом и письменные принадлежности у его ног говорят о том, что этот человек был привычен к интеллектуальному труду. Действительно, Дон Диего де Аседо занимал особое положение в свите Филиппа IV и кроме исполнения своих прямых шутовских обязанностей, он имел постоянную должность в канцелярии королевской печати. Прозвище «Эль Примо» означает «кузен». Возможно, шут приходился родственником Веласкесу, и художник сам его так назвал. А возможно, что это имя появилось благодаря особой привилегии Эль Примо не снимать шляпу в присутствии короля, что было позволено только представителям высшей аристократии, которых король называл «кузенами». Особую ценность портрету придает его незавершенность: не оконченный художником фон позволяет прекрасно рассмотреть все направления его кисти.
Хуан ван дер Хамен-и-Леон
Портрет карлика
1625—1630
Совершенно иной образ шута-карлика предстает на картине испанского живописца Хуана ван дер Хамена-и-Леона. Художник, прославившийся благодаря своим мастерским натюрмортам, в мельчайших деталях изображает важного карлика, одетого в пышный костюм и вооруженного подобно правителю. Исследователи предполагают, что на картине вполне мог быть изображен шут по имени Бартолилло, находившийся при дворе с 1621 по 1626 годы. Несомненно, карлик пользовался особым расположением своего покровителя, о чём говорят дорогие одежды, благородная шпага и исполненный собственного достоинства взгляд. Однако судьба придворного шута была довольно переменчива, и за моментом наивысшей славы могло последовать забвение. Современник той эпохи испанский драматург Кальдерон в одном из своих произведений упоминает короля, который за подаренное ему хорошее настроение жаловал своему шуту по сто золотых эскудо и лишал зуба, если тот целый месяц не мог его рассмешить. Но врожденные физические увечья были не только уделом придворных шутов – сами короли не были застрахованы от подобного уродства, и судьба наследника Филиппа IV короля Карла II Околдованного является ярким тому подтверждением.
Хуан Карреньо де Миранда
Портрет Карла II
вторая половина XVII века
находится в Киевском музее западного и восточного искусства
Как известно, династия Габсбургов тщательно следила за чистотой крови и одобряла только родственные браки. И вот, в XVII веке начались непонятные в то время явления, послужившие явным признаком вырождения династии: престолонаследники или не рождались, или появлялись на свет неполноценными. В соответствии с вышеописанным сценарием, у Филиппа IV так и не оказалось преемника, способного управлять страной. Его первый сын (от брака с Изабеллой Бурбонской), Бальтасар Карлос, умер в отроческом возрасте, второй сын (от брака с Марианной Австрийской) — в младенчестве, и, наконец, третий родился болезненным и уродливым. Внешность Карла II была почти карикатурой на родовые черты Габсбургов: непропорциональная «лошадиная» челюсть, отвисшая нижняя губа, длинный нос. К сожалению, такой внешний вид находился в полном соответствии с его умственными способностями. Не удивительно, что полноценно править страной он не мог, и поэтому тяжелое бремя царствования легло на хрупкие плечи его матери Марианны, уже знакомой нам по портрету Веласкеса. В течение 35-летнего номинального правления Карлоса II Испания окончательно лишилась статуса великой европейской державы, а после его смерти династия Габсбургов прекратила свое существование.
Слева: Лука Джордано. Конный портрет короля Карлоса II, до 1694 года
Справа: Лука Джордано. Конный портрет Марианны Нойбургской королевы Испании, до 1694 года
На выставке можно поразмышлять над горькой судьбой Карлоса II, стоя у парадных портретов короля и его второй супруги Марианны Наумбургской. Эти картины служили эскизами большого полотна для Салона зеркал мадридского дворца Алькасар. В отличие от больших полотен, сгоревших при пожаре 1734 года, эскизы сохранились, и дают прекрасное представление о замысле художника. Образцом для Джордано послужили конные портреты Филиппа IV и Изабеллы Бурбонской, исполненные Веласкесом шестьюдесятью годами ранее.
Слева: Диего Веласкес. Конный портрет Филиппа IV, около 1634—1635, находится в музее Прадо в Мадриде
Справа: Диего Веласкес. Конный портрет Изабеллы Бурбонской, около 1634—1635, находится в музее Прадо в Мадриде
Для того чтобы придать картине требуемую барочную динамику, Джордано развернул фигуру короля и вздыбил коня, несколько изменив композицию Веласкеса. На полотнах также помимо королевских особ присутствуют аллегорические персонажи. Живописец сделал все возможное, чтобы придать Карлу величественный облик: мощные доспехи, жезл и орден Золотого руна должны были способствовать созданию внушительного образа сильного правителя. Но в жизни, как известно, все сложилось совсем по-другому…
Луи Мишель Ванлоо
Портрет короля Филиппа V
1732—1742
Бездетный Карл II, этот «полутруп на троне», по выражению одного из историков, умер в ноябре 1700 года. Он завещал престол своему племяннику Филиппу Анжуйскому, приходившемуся внуком французскому королю Людовику XIV. Воцарение 16-летнего Филиппа V послужило поводом для начала войны за Испанское наследство (1701 — 1714) между союзом Испании и Франции против коалиции Англии, Нидерландов и Австрии. Суть конфликта состояла в следующем: Австрия была совершенно не согласна с профранцузским сценарием и желала видеть на испанском троне своего наследника, а такие крупные морские державы как Англия и Голландия в своей необузданной жажде наживы как всегда рассчитывали на крупный кусок пирога в виде богатых испанских колоний. В результате Филиппу V пришлось отстаивать свои законные права на Испанское наследство. В это время он проявляет истинную храбрость и решительность, за что современники назвали его «Отважным». Но, несмотря на огромные усилия, Филипп все же пошел на уступки: по Утрехтскому миру он был признан королем Испании при условии отказа от претензий на французскую корону, и потеряв Испанские Нидерланды, Неаполь, Сардинию и Милан. Филипп V продолжает править, соблюдая наказы, данные ему знаменитым дедом Людовиком XIV: не запускать государственных дел, не позволять опекать себя советникам и не окружать себя камарильей. Он уделяет много внимания экономике и науке, открывает академии. Однако склонность к апатии и меланхолии привела к пресыщению государственными делами, обращению к религии и, как следствие, отказу от престола в 1724 году в пользу сына, Людовика. Всего через полгода из-за смерти Людовика от оспы Филиппу пришлось вновь надеть корону. Это правление стало для него тяжелым бременем, длившимся более двадцати лет до самой его смерти. Именно в этот период запечатлел Филиппа V французский художник Луи-Мишель Ван Лоо. В изображении монарха, исполненном по всем канонам парадных портретов, нет и намёка на ту «меланхолию», которой мучался король. Статная фигура Филиппа V (а он действительно был крепок и высок) облачена в изысканные доспехи, длинный французский парик и щёгольские перчатки. Прекрасно выписанные художником драпировки, шлем с пышным плюмажем и традиционный символ власти жезл – всё это работает на величественный образ благородного короля-победителя. Художнику удалось добиться гармоничного сочетания динамичных барочных приемов с почти классически отточенным рисунком.
Жан Ранн
Портрет Карлоса III в детстве
1723
Короля Испании Филиппа V в середине XVIII столетия сменил его сын, Фердинанд VI (1746 — 1759), у которого не было детей, и поэтому корона перешла его младшему сводному брату 43-летнему Карлу III. Нового короля описывали как истинного человека Просвещения, обладавшего хорошим светским и церковным образованием, отличавшегося изысканными манерами, набожностью и упорством в овладении знаниями. Служивший при испанском дворе французский художник Жан Ранн создал обаятельный образ Карла еще в детском возрасте. Будущий король занят классификацией цветов, которые он держит в правой руке, сверяясь с ботаническим атласом на красивом барочном столике. Мальчик одет в богато расшитый золотом голубой бархатный камзол и оранжево-красные чулки. Картина насыщена множеством любопытных и многозначительных деталей: роза на книге, попугай, экзотическая птица на заднем плане, красная накидка и шляпа с пером, брошенные на стул. Ощущение свободной, раскрепощённой обстановки комнаты в сочетании с важной и постановочной позой модели, создают интересный образ маленького принца, увлечённого окружающим миром растений и животных. Кажется, что художник полностью разделяет интересы маленького Карлоса: больше чем лицо будущего короля его занимают складки тяжелого занавеса, великолепие окружающей обстановки и нарядный костюм.
Антонио Йоли
Отплытие Карлоса III из Неаполя в Испанию
1759.
Важнейшее событие в жизни Карлоса, а именно вступление на испанский престол, увековечил на двух полотнах итальянский художник Антонио Йоли. 10 августа 1759 года скончался Фердинанд VI, и в Неаполь за новым провозглашенным королем Испании прибыли корабли. 7 октября Карл III и вся его семья с огромной свитой отправились в путь. Художник Антонио Йоли, как раз в это время находившийся в Неаполе, с большой топографической точностью запечатлел всю процедуру отплытия. Обилие убедительных деталей на картине до сих пор поражает зрителей. Карл III также остался доволен произведениями итальянца, выкупив работы сразу после того, как художник прислал их ему для ознакомления.
Антон Рафаэль Менгс
Портрет короля Карлоса III
1767
Карл III вошел в историю как самый выдающийся испанский правитель XVIII века. Он развивал науки и искусства, провел ряд реформ для модернизации страны, начал строить здание будущего музея Прадо. Изначально в этом здании должны были разместиться исследовательские лаборатории, кабинеты, классы для занятий, а также музей и ботанический сад. Характерно, что первые указы о запрещении вывоза из Испании произведений искусства появились также при Карле III. По высочайшему приглашению монарха к испанскому двору прибывает знаменитый немецкий живописец, строгий приверженец неоклассицизма Антон Рафаэль Менгс. Этому художнику суждено было создать целую галерею живописных произведений во славу испанской короны. На выставке представлен, пожалуй, самый знаменитый портрет Карла III работы Менгса. Мастер написал настолько классически завершённое и отвечающее духу времени изображение монарха, что оно сразу же разошлось по Европе в множестве копий. Король предстает в трехчетвертном развороте на фоне массивной пилястры и тяжелой, отливающей тусклым золотом гардины. Парадный портрет должен был включать в себя весь набор соответствующих атрибутов. Действительно, мы видим на Карле легкие доспехи из дамасской стали, в руке жезл главнокомандующего, а на груди полную коллекцию орденов: испанский орден Золотого Руна, французский орден Святого духа и рыцарский орден Святого Януария, лично основанный Карлом III.
Слева: Антон Рафаэль Менгс. Портрет Карлоса де Бурбон, принца Астурийского. 1766
Справа: Антон Рафаэль Менгс. Портрет Марии Луизы Пармской, принцессы Астурийской. 1766
После кончины Карла III все трудности революций и нашествия Наполеона пришлось пережить его сыну, Карлу IV. Не обладая выдающимися качествами правителя, добродушный и безвольный Карл IV довольствовался второстепенной ролью Испании в Европе. Тот же сценарий разыгрывался и в семье короля: он ни в чём не мог отказать своей супруге, Марии Луизе, которая, в свою очередь, находилась под полным влиянием фаворита Мануэля Годоя. Король, королева и Годой при этом состояли в непримиримой вражде с наследником престола Фердинандом, на которого старинное испанское дворянство и буржуазия возлагали большие надежды. Подобная сложная внутриполитическая ситуация неизбежно привела к потере самостоятельности перед Наполеоном. Карлу IV пришлось отречься от престола и удалиться в Рим, где он и остался до конца своих дней. При всей политической слабости Карл IV был страстным коллекционером, щедрым меценатом, прекрасно разбирался в часовых механизмах, любил заниматься художественной резьбой по дереву и сам неплохо рисовал. Его любовь к живописи, несомненно, должна была привести к созданию общедоступного музея. Однако судьба распорядилась иначе, и музей был открыт уже Фердинандом VII, а Карл IV так и остался в анналах истории лишь глубоко сочувствовавшим данной идее монархом. На выставке Карл IV и его супруга представлены портретами Менгса в совсем еще юном возрасте. Будущему королю здесь всего восемнадцать лет, и он носит титул наследного принца Астурийского. Создавая портрет принца, художник не избежал влияния Диего Веласкеса с его знаменитой серией королевских охотничьих портретов. Будущий король Карл IV также изображен на фоне пейзажа в роли охотника: на нем белый парик, серый мундир с лентами орденов, немного тесный жилет, в руке охотничье ружье, а у ног верный пес. Если портрет Карлоса заставляет вспомнить произведения XVII века, то изображение принцессы исполнено в духе изысканного и галантного XVIII столетия. Её светлое элегантное платье, расшитое цветочными узорами, дополняют выразительные аксессуары: знак ордена la Cruz Estrellada, бриллиантовые серьги и ожерелье, а также браслет с миниатюрным портретом. Глядя на созданный Менгсом образ молодой, весёлой и счастливой принцессы сложно представить, что впоследствии современники будут описывать её как некрасивую, грубую, своенравную и порочную женщину. Черты лица королевы испанский художник Гойя использует в своем сатирическом офорте «До самой смерти» из серии «Капричос».
Франсиско Хосе де Гойя -и-Лусьентес
Портрет генерала Хосе де Уррутия
1798
Говоря о времени правления Карла IV, невозможно не упомянуть ещё два выставочных портрета работы гениального Гойи. Изображенный на первом портрете Дон Хосе де Уррутия и де Лас Касас (1739—1803) стал единственным военным, кто, не имея дворянского происхождения, смог получить чин генерал-капитана и войти в состав королевского Военного совета. Именно по его инициативе началась серьезная реформа инженерных войск, в ходе которой в испанской армии сформировался первый саперный полк. Однако разногласия с всесильным фаворитом Мануэлем Годоем не позволили развиться дальше столь блестящей карьере и привели к отставке. Но король не мог не признать заслуг этого человека и отметил его одной из самых престижных наград — Командорским крестом ордена Калатравы. Но этот портрет Франсиско Гойи был написан несколько ранее. В петлице мундира красуется русский орден Святого Георгия — и это не ошибка. Прославленный генерал действительно стал георгиевским кавалером, проявив «отличную храбрость, оказанную при атаке крепости Очакова». Более того, находившийся в течение трех лет в русской армии испанец даже получил от светлейшего князя Г. А. Потёмкина-Таврического приглашение перейти на русскую службу, но отверг его, ибо был верен испанскому королю. То, что Уррутия пожелал видеть на портрете один лишь орден Святого Георгия (хотя у него к этому времени были и другие награды), наводит на определенные мысли: возможно, это ностальгия по службе в русской армии, а возможно, и неудовлетворенность своим положением при испанском дворе. Портрет отличается глубоким психологизмом в сочетании с превосходной живописной техникой, так напоминающей работы английского художника Джошуа Рейнолдса.
Франсиско Хосе де Гойя -и-Лусьентес
Портрет маркизы де Санта Крус
1805
Портрет маркизы де Санта Крус прекрасно передает атмосферу начала XIX века с ее модой на стиль ампир и увлечением античностью. Юная 21-летная маркиза славилась любовью к литературе, и на портрете она предстает в образе музы Эрато – покровительницы любовной поэзии. Об этом свидетельствует и поза маркизы, и венок из виноградных листьев, и напоминающий лиру инструмент. Тем не менее, Гойя представил здесь классику в более современной обработке, о чем говорит ряд деталей. Кушетка покрыта бархатом, о котором не могло быть и речи в Древнем мире, вместо лиры и свитка в руке «новой» музы лирообразная гитара и платок, а вместо туники и сандалей элегантное белое платье с декольте и розовые атласные туфельки. Ещё одной особенностью этого полотна является его превосходная сохранность, позволяющая насладиться оригинальным произведением Гойи во всём его первозданном облике.
Франсиско Хосе де Гойя -и-Лусьентес
Портрет короля Фердинанда VII в королевской мантии
1814—1815
После наполеоновской оккупации на троне воцарился сын Карла IV Фердинанд VII. Его абсолютистский принцип правления и игнорирование демократических институтов власти обернулся для страны экономической и политической катастрофой, завершившейся французской интервенцией и гражданской войной. Пытаясь привлечь на свою сторону народ, король раздавал милостыню на улицах Мадрида, но эта мера уже не спасала обедневшую страну. На представленном портрете Фердинанда VII Франсиско Гойя предает характерную внешность короля довольно правдиво и без прикрас. Увешанный всевозможными королевскими орденами и регалиями, он выглядит несколько смешно и нелепо со своей неказистой фигурой и недоверчивым взглядом. Зато по иронии судьбы именно этому незадачливому правителю принадлежит заслуга учреждения «Королевского музея живописи и скульптуры» — будущего музея Прадо, торжественное открытие которого состоялось17 ноября 1819 года.
